ПАР НАВЫПУСК

Примерно в то время, когда предприниматели становятся гражданами муниципий, Третий Латеранский собор своим XXV каноном отлучает от причастия и церковного погребения всех "пользующихся дурной славой" ссужающих деньги под процент. Комменда, лишь отчасти напоминавшая такую ссуду (ее процент мог быть как положительным, так, в случае неуспеха предприятия, и отрицательным), тоже подпадает под это положение.

Папу Александра III, предстоявшего на том соборе, понять можно: он только что отбил все атаки лжепап, поддержанные войсками Фридриха Барбароссы, содержание которых и обеспечивали те самые "пользующиеся дурной славой" любители процента, чье богатство в основном состояло из врученных им средств.

Насколько действенны были каноны католических соборов, прекрасно иллюстрирует действенность решения предыдущего собора, осудившего турниры и лишившего христианского погребения всех, потерявших на них жизнь (канон XIV). Без воли светских властей угроза так и оставалась угрозой, но запрет ссудного процента получил у католических государств вполне ощутимую поддержку.

Итак, от коллегий, собиравших деньги на свои операции и действовавших коллегиально, под воздействием закона, затруднившего образование таких коллегий, эволюция концентрации средств приводит к комменде, где актором выступает распоряжающийся этими средствами; еще один закон, поставивший на грань легальности самое комменду, дает начало новой форме концентрации средств - частному капиталу.

Теперь, прежде, чем собирать чужие средства, актору приходится выложить на основание предприятия свои, и лишь потом получать их обратно, продавая его части. Если при комменде каждый, вручающий свои средства номинальному собственнику, вручал их на своих особых условиях, зависящих от различных обстоятельств, то приобретение части предприятия подразумевало и получение прибыли от такой же части предприятия, потому для удобства расчетов эти части вскоре становятся равными, что заодно облегчает и их реализацию. Рефинансирования капитала предприятия не предполагалось, потому кроме прибыли, совладельцу в течение срока деятельности предприятия выплачивалась и полная компенсация вложенных им средств.

Прибыль такие предприятия извлекали в основном из откупов регалий, отсюда и поддержка государством запрета процента и комменды, охватывающей намного больший круг интересов. Предприниматели откупали у государств и государей на срок от года до двадцати лет их исключительные права, способные приносить прибыль, но требующие для ее извлечения некоторого организованного труда, - от права на разработку рудников и права на собирание налогов (сам папа отдал на откуп свое право итальянским банкирам из10% маржи), до права эксплуатации колоний и права на каперство.

Следующий шаг вполне очевиден: трансформация подобных предприятий в акционерные общества. Их создание уже невозможно без заинтересованного участия государства, но к тому времени и политику государства уже определяют те самые предприниматели, что появились в муниципалитетах во времена папы Александра III и императора Фридриха I Барбароссы.


22 23 24

Кажется, за этим экскурсом в дела общинные мы уже успели забыть, с чего начали. Личные свойства индивида - жизненные силы, свобода целеполагания, имущество и социативность. Свободное приложение жизненных сил индивида (то есть труд) порождает имущество, но это свободное применение жизненных сил, как и сохранение имущества, невозможно без их защиты от внешних угроз, минимизирует эти угрозы свободное объединение жизненных сил и имущества индивидов, то есть социативность, та же социативность оказывается наиболее эффективным способом приложения труда и для умножения имущества.

Собственность - определенный комплекс обладающего универсальной ценностью имущества, право распоряжения коим принадлежит определенному лицу, способному владеть и пользоваться всем этим имуществом. Для сохранения комплекса имущества, перерастающего возможности пользования и владения отдельным лицом, переросшая эти возможности часть этого комплекса, соединяясь с такими же частями комплексов иных лиц, отчуждается им в их совместное владение, этим совместным владением распоряжается в интересах отчуждающих свое имущество их доверенное лицо. Совместное владение обеспечивается коллегиально его владельцами, номинальный собственник вправе лишь предлагать коллегии владельцев варианты использования совместного имущества и распоряжения им.

При матриархате обеспечивалась ротация доверенных лиц: ими становились на срок, достаточный для появления нового поколения (обычно - 16 лет), мужчины, заведомо не имевшие родства в семьях-хранительницах общего имущества всех семей, коллегия владельцев была представлена иной возрастной категорией - старцами, отцами жен-хранительниц имущества отдельных семей, входящих в сообщество, им принадлежали права контроля за использованием имущества и избрания доверенного лица, окончательное же решение о том, как распорядиться имуществом и как его использовать, принадлежало всем мужчинам продуктивного возраста. С появлением наследственной иерархии меняется мотивация и царей, и сенаторов, роскошь, прежде свидетельствовавшая о богатстве и могуществе племени и семьи, становится символом личного богатства и могущества.

Традиция кооперации - накопления имущества для совместного пользования плодами такого накопления, вместе с повышением производительности труда позволяют некоторое время увеличивать долю изъятия продукта труда в пользу новоявленной знати, затем неписаные законы уступают место писаным, и кооперация превращается в коактацию, новорожденное государство превращается в машину подавления. Дабы сомнений в том не возникало, по большей части государство отказывается от ополчения, еще одной формы проявления социативости, и заменяет его наемной армией, лишив свое население и права на вооруженную защиту.

Я не буду здесь рассматривать ни случаи прекарно-престарных отношений, когда крестьяне, уходя от податей, передавали свои земли церкви и получали их от нее же в пользование, ни случаи коммендации, когда целые общины отдавали свои земли и свою свободу феодалам, обменивая их на защиту жизни, и без того понятно, что традиционная кооперация превращается в коактацию, когда вместе с рациональным разделением труда, пусть этот труд вместе с его рациональностью и существуют лишь лишь в воображении им занятых, возникает и индивид Unwesen.

Чтобы не погибнуть из-за стремления своих представителей к роскоши, у государства остается лишь единственный выход - экспансия. С расширением зависимых от него территорий государство все меньше зависит от своего народа и плодов его труда, но и у экспансии есть свой предел

19 20 21

Пожалуй, снова остро актульным стал текст, с коего сей журнал и начинался. Уж не обессудьте, я его повторю, ага? А то я уже сам про него забыл.

Что же такое интеллигенция?
Самоназвание некоей страты, ощущающей свою непринадлежность как высшему слою общества, так и низшему. Будучи выходцами из последнего и недопущенными к первому, господа из этой страты вполне реально ощущали некую общность, оттого и возникла для них эта необходимость в самоопределении. Самоопределились они очень странным, но вполне в России объяснимым образом – они сочли себя мозгом нации. Отсюда и все претензии к пьяному народу, который не желает своего мозга слушаться, и к власти, что всегда делает по собственной неумелости не так, как ей этот мозг советовал.

Для нормального интеллигента существуют два греха, выводящие его за поля страты: заигрывание с народом и общение с власть имущими. Казалось бы, первое просто напрямую связано с самим призванием интеллигента – не только владеть умами, но и найти приложение этим умам, а второе – вполне естественная вещь, дабы перейти грань, отделяющую интеллигента от власти, да только вот для всей страты это является отрицанием необходимости своего существования. Интеллигенция только и может жить в этом промежуточном состоянии, это позволяет ей чувствовать свое превосходство над остальными стратами общества, а, кроме того, это состояние создает условия для ее консолидации.

Характерная особенность интеллигента – мономания. Интеллигент Струве, порвав с марксизмом, точно так же, как интеллигенты нонешние, нес этого Маркса по кочкам. В интеллигентной голове не могут удержаться знания - их заменяют убеждения. В самые беспросветные семидесятые годы я спросил у одного патентованного интеллигента, что он будет делать, придя к власти? Знаете, что он мне ответил? “Ну, первым делом надо запретить все газеты”. Напомню: дело происходит в Советском Союзе, где газет в собственном смысле вообще не существует. Первое дело для страдающих мономанией – запретить чужие мании, дабы не мешали работать. Но вот работать-то им мешает как раз их собственная мономания.

Думаете, мой интеллигент одинок? Вряд ли кто откажет в интеллигентности Ивану Ильину, так вот, тот считал, что переходный период от нашего социализма к нормальной жизни в России непременно потребует временного введения монархии. Читай: монархия будет определять, когда мы, наконец, перейдем к нормальной жизни. Это не стремление к самовластью, это – убежденность в том, что никто, кроме Ильина и Ко, не знает, как именно должен осуществляться этот переход. Отзвуки подобных убеждений можно найти и в нашей Конституции, и в камлании правых о русском Пиночете. Собственно, трагедия, постигшая Россию в ХХ веке, произошла именно от этого убеждения интеллигенции, дорвавшейся до власти, а не от ее злого умысла.

Мономания интеллигента отличается от прочих маний полной сменой предмета фиксации при изменении внешних условий (см. Струве). Эти изменения могут происходить как во всей страте, так и в отдельно взятой компании интеллигентов, даже женитьба интеллигента может считаться таким изменением. Но при этом прежняя фиксация рудиментарно продолжает фигурировать в интеллигентной голове: при сохранении прежней парадигмы в ней лишь меняются знаки с “плюс” на “минус” и vice versa. То есть, интеллигент способен менять свои убеждения, но он способен лишь перевернуть в своей голове все вверх тормашками, а не постичь простую истину, что сами его актуальные убеждения никак не могут являться руководством к действию, а уж тем менее он способен ввести новую информацию в свое представление о мироздании.

Мозг нации озабочен двумя вещами: облагодетельствовать народ и просветить власть. К чему приходит народ от их заботы, мы видим уже второй раз за столетие, а власть у нас и так “самый просвещенный человек в России”, так что Ильич Первый был во многом прав, давая определение этому мозгу, только не следует забывать, что и Ильич слеплен из того же материала. Его нападки на среду, его породившую – та же самая смена предмета фиксации.

Спросите у первого встречного, кто был интеллигентом на Руси? В первую очередь вам назовут Лихачева, за ним Чехова. Лихачева потому, что он вполне интеллигентно разговаривал, а Чехова оттого, что интеллигентно писал. Это вам скажут люди, ни разу не разговаривавшие с Лихачевым и не читавшие Чехова. Интеллигенция, как и всякая корпорация, любит, чтобы ее представляли фигуры, не затрагивающие интересы корпорации и любезные публике, а поскольку ее, интеллигенции, претензии на власть над думами не лишены основания (ну кто еще нам сирым, кроме нее все объяснит?), то мы не знаем резких слов в ее адрес Лихачева, а комедии Чехова смотрим до сих пор ее глазами.

Публичная политкорректность Лихачева, воспитанная лагерями, его питерский говор и стремление не привлекать к себе внимания, обретенные в коломенской староверческой семье, обеспечили ему славу первейшего интеллигента России. В пользу интеллигентности Чехова говорит его чахотка, бородка и пенсне, когда же вы сообщите этому первому встречному, что бабник Чехов был двухметрового роста, жал гири и про Васнецова писал, что от его картин “мурашки бегут не только по спине, но по пальто и даже по сапогам”, уверенность вашего собеседника в интеллигентности Антона Палыча резко пойдет на убыль.
Отчего-то никому не придет в голову назвать пару Солженицын-Чернышевский или Гайдар-Белинский?

Тут мы переходим к еще одной характерной особенности интеллигенции – приписыванию себе всех положительных качеств высших страт, что ей удается с тем большим успехом, чем менее представителей этих страт не без ее активного содействия остается в России. “Интеллигентно” - ныне значит “культурно”, “цивилизованно”. Держать вилку в левой руке – интеллигентно, уступать место дамам – интеллигентно, вставать, здороваясь – интеллигентно, и наоборот, все, что не соответствует стереотипу культурного поведения – неинтеллигентно. Правда, тут интеллигенцию ждал сюрприз: всякий человек, способный отличить плевательницу от пепельницы, автоматически становился человеком интеллигентным, то есть начал расплываться сам критерий интеллигентности. Отныне все, что хорошо, стало считаться интеллигентным, а все плохое, соответственно, неинтеллигентным.

Попробуйте, кстати, подобрать иной антоним к слову “интеллигентный”, вряд ли теперь у вас это получится. Остался от интеллигенции лишь скудный набор воспитание-образование-нравственность, причем всяк на свой салтык толкует все члены этой триады.

И тем не менее, настоящая интеллигенция ощутимо присутствует в нашем бытии. Это они, вечные путаники, по прежнему из самых лучших побуждений дурят нам головы, из тех же побуждений отказываются от власти, а приходя во власть, влекомые своими убеждениями ломают все на своем пути и, сломав, приходят к новым убеждениям. Новые убеждения, увы, находятся в пределах все той же парадигмы, потому впереди нас может ждать еще долгая и очень интересная история.

__________________________
UPD 04/07/2012


17 18 19

Цивизованные представители цивилизованных народов, сталкиваясь на своих границах с варварами, обнаруживали в них отсутствие всяких понятий о традиционных приличиях и справедливости, невежество, воинственность, жестокость и прочие отвращающие от них всякого цивилизованного человека качества, находя в этом подтверждение исключительности собственной цивилизации. На самом деле, сталкивались они не с самим народом, а с его периферией, с юными его представителями, еще не доросшими до второй инициации - воинами и пастухами.

Молодежная субкультура этих воинов-пастухов в корне отличалась от общеплеменной культуры, отрицание традиций предков, свойственное любому подростку, здесь, на периферии ареала расселения племени, оборачивалось теми же традициями взаимозависимости и солидарности, но вывернутыми наизнанку. Здесь выявлялись лидеры-харизматики сильные духом и телом, способные стать достойными мужьями жен, наследующих землю от своих матерей.

Иногда юношам просто не терпелось стать мужьями, тогда ромулы и ремы со товарищи похищали сабинянок и становились добропорядочными землевладельцами, но иногда менялся климат, или племя просто разрасталось до таких пределов, что дальнейшее его увеличение грозило последствиями, сравнимыми с таким изменением, и племя приступало к действеному сокращению своей численности: приносило в жертву девочек. Мальчикам не оставалось ничего иного, как искать лучшей доли в чужих землях, они садились в седла и пытались ззахватить чужие города, выросшие на месте прежних поселений первичных больших семей.

Давла (государство) появляется, когда влекомое асабией такое кочевое племя, состоящее из пастухов-воинов, порабощает чужой город, плод этого порабощения - первые писаные законы, должные регулировать взаимоотношения горожан с бывшими пастухами, и чиновники, надзирающие за исполнением законов и собирающие дань с покоренных горожан. Вождь-правитель, являясь харизматическим лидером, не нуждается ни в законах, охраняющих его от соплеменников, ни в наемной охране, ни в армии, поскольку сами воины-пастухи и являются его охраной и армией.

Со смертью правителя-харизматика, после частичной ассимиляции коренным населением победителей (понятно, что как правило, первое поколение победителей состоит исключительно из мужчин, при переселении племен коренное население попросту уничтожалось), законы распространяются уже на все городское население, личная охрана нового правителя комплектуется зачастую из его рабов, а место ополчения занимает наемная армия, осуществляющая и полицейские функции. Все это требует средств, и помощь, время от времени предоставлямая прежде вождю его соплеменниками, мало-помалу становится неотличимой от постоянной контрибуции, наложенной на завоеванных горожан. Асабия еще теплится вокруг храмов, но в давле уже давно царит мулк.

Роскошь становится признаком высокого положения в давле, и военачальники, и чиновники, и судьи, все стоящие на страже закона, стремятся к роскоши, на которую уже не хватает никакого жалования, налоги и поборы множатся, замирает производство, а за ним и торговля, асабия либо исчезает, либо направляется против правителя. В любом случае, замечает Ибн Халдун, закат давлы следует за стремлением к роскоши, давла, уже неспособная защитить ни своих подданных ни себя, рушится, и на смену мулку вновь приходит асабия. Новая асабия строит новую давлу...


15 16 17

..общество в человечестве зиждется вовсе не на любви и даже не на симпатии. Оно зиждется на сознании, хотя бы инстинктивном, человеческой солидарности, взаимной зависимости людей. Оно зиждется на бессознательном или полуосознанном признании силы, заимствуемой каждым человеком из общей практики взаимопомощи; на тесной зависимости счастья каждой личности от счастья всех и на чувстве справедливости или беспристрастия, которое вынуждает индивидуума рассматривать права каждого другого, как равные его собственным правам.
Петр Кропоткин. Взаимопомощь как фактор эволюции.

Несложно заметить, что социативность - основа обществ, названных Вебером традиционными. Традиция солидарности, взаимопомощи и взаимозависимости и суть те самые неписаные законы, что иногда способны отменить даже законы писаные и поддерживать легитимность порядка в таких обществах без господства [Herrschaft, М. Вебер], напротив, господство и появляется там, где рушится в них традиционный порядок. Напомню, мулк (господство) приходит на смену асабии, а доминат (то же господство) - республике, обрастая все новыми и новыми писаными законами, закрепляющими кажущийся целерациональным новый порядок вещей.

Само "рациональное поведение" Вебера рационально лишь до той поры, пока оно остается более или менее в рамках той традиции, что Вебер называет "протестантской этикой". Совершенно очевидно, что в реальной действительности нет четких границ между чисто традиционно или чисто ценностно-рационально мотивированной ориентацией на порядок и верой в его легитимность. (М. Вебер) Но, что менее очевидно, ценностно-рациональная мотивация неизбежно сменяется целерациональной, при этом ориентация на легитимность порядка подменяется ориентацией на его легальность. "Рационализация" поведения может.. ...вытеснять не только обычаи, но и аффективное поведение и, наконец, двигаться в направлении чисто целерациональном, отвергающем ценностную рациональность поведения.

Чем этот процесс заканчивается? Легально-рациональное господство сменяется господством традиционным. Государство вынуждено брать на себя все те функции, что в традиционных обществах обеспечивались традициями солидарности, взаимопомощи и взаимозависимости. Государство пытается заменить собой общество. В результате - слабое государство без достаточной мощи, силы, чтобы нести на себе весь этот неимоверный груз функций, которые еще 150 лет тому назад обещало своим гражданам исполнять. Защитить их перед, например, различными сюрпризами жизни: утратой средств существования, личными катастрофами различного рода (Зигмунт Бауман).


13 14 15

Функции общин были разнообразными. Среди основных: межпоколенная передача народного опыта, обычаев, традиций, сохранение здорового генофонда. Вновь прибывающие семьи получали поддержку общины в первую очередь: им бесплатно давали на обзаведение корову, лошадь, «помочами» рубили дом. За 2-3 года семьи вставали на ноги.
http://www.fegi.ru/PRIMORYE/RELIG/panich2.htm

Не думаю, что древнеиталийские паги коренным образом отличались от старообрядческих общин Приморья начала ХХ века, поскольку единственный смысл существования подобных сообществ - взаимное сохранение жизни индивидов, их свободы и их имущества или, как мы бы теперь сказали, предоставление силами и средствами сообщества каждому, в него входящему, социальных гарантий и защиты.

Герцену и самому пришлось точно таким же образом, как некогда римским рабам с легионерами, покупать "согласие" на швейцарское гражданство у коммуны Шатель: "В Швейцарии для натурализации необходимо, чтоб предварительно какое-нибудь сельское или городское общество было согласно на принятие нового согражданина, что совершенно согласно с самозаконностью каждого кантона и каждого местечка в свою очередь. Деревенька Шатель, близ Мора (Муртен), соглашалась за небольшой взнос денег в пользу сельского общества принять мою семью в число своих крестьянских семей." Нахождение в числе крестьянских семей деревеньки Шатель вовсе не обязало Герцена жить в общине, заниматься крестьянским трудом и ходить на исповедь к местному пастору.

Один из факторов, облегчавших приход авторитарных режимов к власти, – социальная дезорганизация, связанная с начальными этапами современного экономического роста. Трудность адаптации первого – второго поколений мигрантов из деревни к жизни в городе, разрушение традиционных форм социальной поддержки при отсутствии новых, адекватных условиям урбанизированного общества, создает базу политической мобилизации низших по уровню доходов групп населения. К этому собственники, налогоплательщики, традиционно игравшие ключевые роли в европейском политическом процессе, как правило, не готовы. Егор Гайдар, если кто не в курсе, преддверие подтверждающей эту мысль ссылки на замечательный никогда не существовавший парламентский акт, гласящий о взаимосвязи свободы и собственности.

"Социальная дезорганизация, создающая базу политической мобилизации" по времени почему-то соотносится аккурат с завершающим этапом индустриализации, не потому ли, что "собственники-налогоплательщики" и привели к этой "социальной дезорганизации", законодательно ограничив иные формы социальной поддержки, кроме "адекватных условиям урбанизированного общества"?

Трудности адаптации мигрантов до появления этих "адекватных" форм преодолевались все тем же испытанным еще в деревне способом - созданием общин. Приезжий в город из деревни обнаруживал и в городе продолжение своей деревни - землячество.

Землячества стали основными каналами, через которые шло пополнение рядов рабочих выходцами из деревень... .... Некоторые происходившие из крестьян рабочие, выбившиеся в начальники, иногда становились большими патриотами и принимали в свои мастерские только тех, кто приходился им земляками.

Наши мигранты и в мастерских, и на фабриках воспроизводили все тот же знакомый им по своей деревне образ действий: они создавали себе общину для взаимного сохранения жизни, свободы и имущества.

Коллективная ответственность – круговая порука - признавала право каждого на свое рабочее место, обеспечивала материальную и моральную поддержку в случае увольнения или ареста «пострадавшего за общество».
Рабочий, как и крестьянин.... предпочитал коллективные формы участия в общегородских организациях индивидуальным. http://www.hist.msu.ru/Labour/Redbook/mikhailov.pdf

Увы, наш мигрант из деревни вовсе не являлся лишенным индивидуальности и чуждым собственности поклонником сословной иерархии и единовластия, а единственная традиция, которой он изменить был не в состоянии - традиция коллективной защиты от внешних сил, угрожающих его жизни, свободе и имуществу, а именно она и подвергалась ограничениям всех законодателей, начиная с правления Гая Октавия Фурина больше известного под именем Гая Юлия Цезаря Октавиана, предпочитавшего именоваться Цезарем Августом.


11 12 13

Похоже, что "одновременно преодолены и сохранены" оказались не философия с историей, а лишь развитое Марксом философское положение об их кончине после "преодоления и сохранения" основного противоречия, движущего историю - противоречия между общественным характером труда и частной формой присвоения его плодов, сразу после того, как регулятором этого присвоения становится государство.

...Он осматривается, желая присоединиться к сообществу тех, кто либо уже объединились, либо намерены объединиться для взаимного сохранения их жизни, свободы и имущества... [he seeks out, and is willing to join in society with others, who are already united, or have a mind to unite, for the mutual preservation of their lives, liberties and estates] Если про собственность мы уже кое-что поняли, то про это объединение нам пока известно только то, что оно является машиной для подавления большинства, представляющего угнетенный класс, в руках класса господствующего, но две произошедшие с Россией за последнее столетие революции заставляют полагать, что ныне господствующий класс и есть само государство.

Всякая революция лишь освобождает то, что уже созрело, убирая мешающие созревшему институты, Так Французская революция похоронила цеховую организацию производства и унифицировала властные структуры во всех провинциях муниципиях и коммунах, подчинив всю Францию ее лучезарному центру, чего, собственно, и добивался, созывая Генеральные штаты, Людовик XVI. Российское государство после победы пролетариата не пожелало оставаться машиной в руках победившего класса, и выяснилось, что казавшееся основным противоречие при своей сублимации и уничтожении прежних классов порождает не бесклассовое общество, а общество разделенное на новые классы - класс управляемых и класс управляющих. Класс производящий и класс распределяющий. Операториат и диспозиториат. В результате революции 1917 г. мы получили это новое противоречие едва ли не в чистом виде, а после 1991 г. наш диспозитариат еще более усилился, отбросив прежде для него обязательную марксистскую идеологию, принуждавшую его к некоторой скромности.

Некогда Демосфен сказал, что человек - двуногое бесперое прямоходящее, в ответ Клеон принес ему ощипанного петуха, Демосфену пришлось добавить к определению еще и плоские ногти. Аристотель, прочитав эту байку Платона, заметил, что это равно относится к определению животного или бога, человек же - животное политическое, наделенное разумом. О разумности человека можно, конечно, и поспорить, но в локковом определении собственности человека явным образом не достает аристотелевой политичности, она появляется у Локка как нечто внешнее по отношению к человеку, уже обладающему своим имуществом. Остается только догадываться, каким языком этот человек, обзаведясь имуществом, договаривался с найденным им сообществом. Речь не может быть производной от имущества, свободы или жизни, речь - свидетельство того, что наш Адам уже входит в это сообщество, а если мы предполагаем, что вокруг достаточно места для уединения, то значит, стремление принадлежать к сообществу - свойство человека столь же для него естественное, как его жизнь, свобода или имущество.

9 10 11