Быки, земли и сенаторы

Бродят по африканской саванне стада, принадлежащие племенам Дома Ма. После обрезания юноши этих племен получают в руки копья и становятся воинами. Воины живут отдельно от селений племен, оно и понятно – эти воины и пасут стада, бродя с ними по саванне (кажется, именно такие воины-пастухи, а не патриции и были первыми поселенцами на Палатине). Приходит время, и воины, пройдя обряд эвното, становятся мужами, передают свои копья следующему поколению воинов, получают взамен посохи и право завести собственных жен и быков. Жен мужи покупают у их отцов за тех же быков, за покупки помельче расплачиваются козами.

Вот так же, быками, расплачивались между собой некогда и первые римляне, разменивая одного быка на десять овец, пока не вошли в обиход медные деньги. Воины-пастухи, становясь мужами, селились на своем собственном земельном участке в два югера, выделенном из общинных земель, и обзаводились на нем своими стадами и женами. В Риме эти мужи в действительности и были всеми властями: Сенат не обладал законодательной властью, а консулы, как прежде цари, не обладали властью судебной – это были прерогативы комиций, консулы отвечали лишь за организацию судебного процесса и исполнение приговора, жрецы – за точность формулировок приговоров и законов, и лишь при рассмотрении гражданских дел, да и то по выбору тяжущихся судьями выступали сенаторы, а утверждение Сенатом постановлений комиций означало лишь то, что Сенат согласен их выполнять – та же процедура, что ныне подписание нового закона президентом США. Законы в основном касались распределения средств эрариума, а Сенат следил, чтобы магистратам насыпали в их фиски столько меди, сколько перед тем комиции приговорили отсыпать на расходы магистратов.

Быков и овец мужей, собиравшихся на те комиции, на общинных землях пасли их подросшие вооруженные дети, а когда приходила и им пора становится мужами, их отцы становились старейшинами, самых достойных отбирал сначала царь, а при республике цензор, и те становились сенаторами. Достоинства определялись количеством лет, проведенных в магистратах, и достоинством самих магистратов (к слову, не приносивших исполнителям этих должностей ни единой овцы). Если новые отставки и назначения не соответствовали представлениям о должном римского народа и самих сенаторов, то эти отставки-назначения попросту игнорировались, Сенат собирался и после их оглашения в прежнем составе.

В отличие от племен Дома Ма, законы которого запрещают ковырять землю, ковыряние земли являлось жизненной необходимостью для италийских племен, пасших свои стада на лугах, расположенных в зоне рискованного скотоводства. Зимние заморозки с паводками и летние засухи научили ковырять землю и выращивать на ней корм для скота. Земли для этого выделялись из прежних общинных пастбищ и обрабатывались эти земли тоже поначалу всей общиной вплоть до той поры, пока это ковыряние не усовершенствовалось настолько, что необходимые для прокорма скота и семьи 30-40 югеров стало возможным обработать и одному пахарю. Землю стали делить на участки, передавать их во владение пахарям, но сама земля по-прежнему принадлежала всей общине. Собственный участок можно было завести, либо приобретя у кого-нибудь его два надельных югера, либо два года распахивая чужой пустующий участок, либо на свой страх и риск освоив целину вне общинных земель.

Община росла, а вместе с ней росла и потребность в новой земле, поскольку только пахари могли считаться полноправными гражданами Рима, только с ними считались комиции, но земли для раздела у общины больше не было, пустоши освоены, землю можно было изъять только у соседей. Именно эта сельскохозяйственная демократия и обусловила тысячелетнюю экспансию Рима, поглотившего в пору Империи все Средиземноморье и почти всю Европу. Комиции, а не цари или консулы были заинтересованы в увеличении территории Рима, потому римский Сенат по первому же требованию высших магистратов отсыпал в их фиски медь и объявлял очередной призыв в легионы, иррегулярное земельное ополчение становилось регулярной армией.

Сенату новгородскому вовсе не казались очевидными выгоды территориальных приращений, а призыв в земельное ополчение с каждым годом отражался все большими личными убытками сенаторов, поскольку все больше воинов из разряда новгородских землевладельцев-налогоплательщиков переходило в разряд земледельцев-арендаторов земель самих сенаторов. Война за пределами Новгородской земли стала возможной только по частной инициативе: та же Невская битва, закрепившая претензии Новгорода на Приневье, выиграна частной армией Александра Ярославича,– вече отказало тому и в призыве, и в серебре.



ОТХОДЫ 45 46 47